Франция и Германия сегодня – это те страны ЕС, которые больше всего занимаются вопросом российской агрессии в Украине.

Конечно, это не означает, что они все решают. Ведь для принятия внешнеполитических решений ЕС (например, о санкциях в отношении России) требуется согласие всех 28 государств-членов.

Но именно Париж и Берлин являются лидерами и в миротворческих усилиях Европы, и в решениях по санкциям против России. Именно вокруг их позиции кристаллизуется позиция остальных стран.

Они представляют Европу в так называемом "нормандском формате" (в нем нет Польши или Великобритании, например), чьим результатом стал Минск-2. Лидеры этих двух стран зачастую ведут неформальные телефонные разговоры и с Петром Порошенко, и с Владимиром Путиным.

Поэтому любые выборы – и, соответственно, изменение баланса власти в этих двух государствах – важны для нас.

Первый тур местных выборов во Франции, которые состоялись 22 марта, является барометром настроений французского общества и, как следствие, устанавливает вектор для французской политической элиты.

Что же происходит в этой стране?

Избирательная интрига

Во Франции ключевая интрига заключается в том, кто станет президентом в 2017 году.

Ведь именно этот человек будет формировать политику Парижа и его позицию по украинскому вопросу.

"Позитивное отношение" к нынешнему президенту-социалисту Франсуа Олланду балансирует вокруг 25-30%, поэтому мало кто верит в его победу через два года.

Самой же большой опасностью и для Франции, и для Украины может быть победа лидера "Национального фронта" (FN) Марин Ле Пен.

О возможности этой победы в умеренных парижских кругах говорят уже с явным страхом – и как о реальной возможности.

"Национальный фронт" – ультраправая ксенофобская партия, построенная на риторике борьбы против мигрантов. Кроме того, она открыто симпатизирует Путину и нынешней российской политике. Недавно FN получила от российских банков кредит на сумму 9 млн евро (первый транш); общая сумма достигает 40 млн евро.

"Наблюдатели" от FN были на "референдуме" в Крыму и на "выборах" на Донбассе – и приветствовали это "народное самоопределение".

Выборы 22 марта оказались для FN достаточно противоречивыми. С одной стороны, они снова показали, что их поддерживает четверть французов – партия получила 25,19% голосов. Но в то же время – неожиданно для наблюдателей – уступили первое место "Объединению за народное движение" (UMP) Николя Саркози.

Оказалось, что "Национальный фронт" – совсем не "первая партия Франции", о чем сообщает их рекламная кампания и свидетельствовали социологические опросы на протяжении последних месяцев.

фото Wordpress.com

Результат социалистов также неоднозначен. С одной стороны – ощутимое поражение: партия нынешнего президента и ее союзники пришли лишь третьими (21,85%). С другой стороны, уже давно социалисты считают, что их главная цель – препятствовать росту ксенофобских настроений в обществе, а следовательно – предотвратить победу ультраправых. То, что пария Марин Ле Пен пришла второй, социалисты считают своей заслугой.

Ну и, наконец, победитель.

Три года назад, после поражения на президентских выборах, Николя Саркози считали "сбитым летчиком" французской политики. Он долгое время оставался в тени. А недавно оказался в центре коррупционного скандала вокруг темных схем финансирования своей избирательной кампании.

Но в прошлом году Саркози вернулся в большую политику и сумел даже стать лидером своей партии "Объединение за народное движение". На воскресных выборах она получила 29,4%.

Возможно, именно вокруг этой фигуры будет крутиться французская политика в ближайшие два года.

Это только первый тур, конечно. Второй состоится в следующее воскресенье. Но результаты – симптоматические.

Последствия для Украины

Французская политика имеет уникальную специфику.

Ультраправые и ультралевые Франции дружественны России – как и во всей Европе. Однако что касается позиции центристов, то тут есть различия.

В странах ЕС Украине традиционно симпатизируют правоцентристы (умеренные консерваторы), тем временем как левоцентристы (социалисты или социал-демократы) занимают более осторожную позицию, которую в нашей стране обычно называют "более пророссийской".

Самый яркий пример – Германия, где левоцентрист Штайнмайер значительно более склонен к уступкам Москве, чем правоцентрист Меркель.

В Европарламенте у правоцентристской Европейской народной партии сложился имидж борца с путинизмом и "друга демократической Украины", в то время как социал-демократы несколько более сдержанны в российском вопросе и успели даже побывать в статусе официального партнера Партии регионов.

Во Франции, наоборот, Украине симпатизируют именно социалисты.

А вот правоцентристы занимают очень двусмысленную позицию.

В UMP есть немало тех, кто готов играть в российскую игру. Николя Саркози может быть одним из них. "Мистраль" – его проект, и он был бы счастлив продавать вертолетоносцы и дальше.

Замораживание международных конфликтов на позициях, которые выгодны россиянам – это тоже его подход.

Именно такое "решение" касательно российской агрессии в Грузии он нашел в 2008 году, когда был президентом.

Наконец, Саркози публично заявил о том, что Крым "выбрал Россию, и мы не можем в этом его упрекнуть".

фото Wordpress.com

Итак, если относительное поражение "Национального фронта" является позитивной новостью для нас, то первое место UMP и усиление позиций Саркози внутри партии – новость скорее негативная.

Если Ле Пен станет президентом, политика Франции станет откровенно пропутинской. Если президентом станет Саркози, она может стать скрыто пропутинской.

Главная интрига сейчас – кто будет кандидатом от UMP на президентских выборах в 2017 году. "Праймариз" состоятся в 2016-м.

У кандидата от UMP – большие шансы стать президентом, потому что во втором туре он может перетянуть на себя голоса ультраправых (если оппонентом будет социалист), и социалистов (если оппонентом будет Ле Пен).

Шансы Саркози выиграть праймариз сейчас невелики (несмотря на то, что он является председателем партии): у него довольно низкий рейтинг и в целом по Франции, и среди электората UMP. Однако все может измениться. О чем свидетельствует его настоящий comeback.

Что нам делать с Францией?

В своей коммуникации с французской аудиторией, как с элитами, так и с медиа, мы должны понимать несколько черт французской культуры, которые могут порождать для нас риски.

Попробую вкратце их перечислить. А вместе с ними – возможные ответы, которые мы можем дать.

1) Антиамериканизм.

И французские правые, и французские левые традиционно не любят США. Левые считают Америку главным автором "капиталистического империализма". Правые считают, что Америка лишает Францию величия и идентичности. Антиамериканизм является тем признаком, который во Франции объединяет разные идеологии.

Нам важно доказывать, что Майдан не был геополитическим событием, что он не был "сценарием США". Что в его центре были ценности, а не геополитика. И что корни нынешней войны – в том, что Россия осуществила геополитическую интерпретацию Майдана, увидев в восстании народа "руку США".

2) Евроскептицизм.

Французы часто скептичны по отношению к Евросоюзу. Европейский флаг для них – символ конформизма, а не восстания.

Здесь нам важно возвращать французам и другим европейцам веру в миссию Европы.

Мне кажется, здесь действует аргумент, что если Европа цинично относится к своим ценностям, тогда Европы нет. Если Европы нет, то нет и Франции. Ибо в современном мире Францию замечают прежде всего потому, что она является частью ЕС.

3) Страх перед исламизмом.

Французы склонны считать, что главный их враг – "на юге, а не на востоке".

Важно доказывать, что исламизм и путинизм чрезвычайно близки. Что это две версии ответа на западную цивилизацию, цивилизацию прав человека.

Что современное русское православие – это православный джихад, часто с таким же уровнем фундаментализма и нетерпимости.

И, наконец, что у исламистов нет власти в Европе, и вряд ли они получат власть во Франции. Зато у путинистов есть власть в Европе (Чехия, Словакия, Греция, Венгрия и т.д.) и они могут получить власть во Франции. Путинизм – ближе и опаснее.

4) Акцент на безопасности.

Французы склонны считать, что Украина далеко, поэтому наши события им не грозят. В то же время французы, как и другие современные европейцы, могут ценить безопасность больше, чем свободу, а свое благосостояние – выше, чем ценности.

Важно доказывать французам и другим европейцам, что не только мы, но и они – в опасности. ("Шкурный" аргумент всегда срабатывает больше всего). Свидетельство этого – самолет рейса MH-17, или же диверсии против украинских газопроводов, которые ЕС могут оставить без газа, или же возможные диверсии против украинских АЭС. Свидетельство этого – провокации российских бомбардировщиков.

Безопасный аргумент часто действует на европейцев лучше, чем ценностный.

5) Наследство империи.

Французы могут верить в "величие нации", поэтому, глядя на мир, они ищут другие "великие нации" и могут не замечать меньшие народы.

Но, помимо этого синдрома, у французов есть другая черта – любовь ко всем отвергнутым и забытым, ко всем отвергнутым и раздавленным, к тем, кто идет на восстание и революцию.

Борьба меньшей страны против большей вызывает у них симпатию. Нам надо доказывать, что именно мы и ведем такую борьбу. Что мы делаем невероятное.

Конечно, можно перечислить множество других, положительных для нас черт, которые направляют французское общественное мнение в другом направлении.

И перспективы действительно есть, ведь четкого, железобетонного отношения к нам во Франции сейчас нет.

Напомню, что согласно одному из последних социологических исследований 79% французов поддерживают Украину в конфликте с Россией. Но в то же время 71% считают, что надо и дальше продавать "Мистрали".

В ближайшие годы во Франции – да и в других странах ЕС – отношение к нашим событий может меняться как в одну, так и в другую сторону.

Есть положительные тенденции, есть тенденции угрожающие. Но информационная война во Франции отнюдь не проиграна.

От нас самих, в частности, от наших коммуникационных усилий, зависит, поймут ли нас во Франции. Поймут ли, что цивилизация "свободы, равенства и братства" сегодня идет намного дальше формальных границ Франции или даже Европейского союза.

Автор:

Владимир Ермоленко,

философ,
доктор политических исследований (EHESS, Париж),
директор европейских проектов "Интерньюс-Украина"