В субботу, 19 февраля, премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, возвратившийся с внеочередного, специально для него созванного саммита ЕС, наверняка чувствовал себя победителем.

Предвкушая историчность момента, он провел первое со времен Фолклендской войны 1982 года субботнее заседание Кабинета министров. В тот день Кэмерон оставил за каждым членом Кабинета Ее Величества право самостоятельно решать, агитировать ли ему за выход Британии из Евросоюза или нет, и ушел к прессе; главными его слушателями в тот день были простые британцы, узнавшие от премьера о решении практически всех острых вопросов британско-европейских отношений.

А главное,

Кэмерон даровал нации избавление от экзистенциального страха растворения Великобритании в грядущем европейском сверхгосударстве — никакого "еще более тесного союза" с британским участием.

Избирателям остается только закрепить успех премьер-министра и проголосовать на назначенном на 23 июня референдуме за сохранение Британии в ЕС на новых, улучшенных Кэмероном условиях.

Но уже к понедельнику выяснилось, что слухи о триумфе премьер-министра оказались несколько преувеличенными.

Мэр Лондона и по совместительству второй по популярности, после самого Кэмерона, политик в правящей партии Борис Джонсон заявил, что будет поддерживать кампанию за выход из ЕС, а учитывая его политический вес и популярность, то фактически ее возглавит.

Рынок почувствовал неладное, отреагировав падением фунта стерлингов на 1,6%, Банк Англии переживает самый трудный момент после кризиса 2009 года. Растущая волатильность и прогрессирующая неопределенность - далеко не самые хорошие новости для ведущего финансового центра глобальной экономики.

Бизнес хочет оставаться в ЕС

Лондон стал финансовой столицей мира не только из-за хороших законов, безупречных судов и разумного налогообложения. Лондон стал им в качестве финансового центра крупнейшего единого рынка в мире.

Когда-нибудь им станет Китай, и тогда статус финансовой столицы мира вероятно переместится в Шанхай или Гонконг. Но это будет не скоро.

Прекрасная иллюстрация - HSBC, один из системообразующих банков мировой экономики, даром что расшифровывается как "Банковская корпорация Гонконга и Шанхая", отказывается возвращаться в Гонконг и остается в Лондоне. Это важный сигнал для мира, для Британии.

Впрочем, сразу за одним сигналом последовал и другой, не менее важный: в случае выхода Соединенного Королевства из Объединенной Европы HSBC готов перевести 1000 сотрудников в Париж.

Крупный финансовый капитал хочет остаться в Англии, но не хочет при этом покидать ЕС и всячески на это намекает.

Проевропейские голоса раздаются и с Уолл-Стрит. Икона американского инвестиционного капитала Goldman Sachs публично заявил, что хочет Британию в единой Европе, на благо самой Британии, ЕС и мировой экономики.

Но, пожалуй, самый репрезентативный голос бизнеса — это поддержка Конфедерации британской индустрии (CBI), организации, представляющей интересы 190 тысяч компаний и предпринимателей. "Наши члены хотят оставаться в реформируемом ЕС. Они понимают преимущества единого рынка в 500 миллионов человек", — заявила новая глава CBI Кэролин Фейрбайн.

Кажется, что британские бизнесмены чувствуют себя большими европейцами, чем многие британские депутаты в Европарламенте.

Два года назад крупный капитал уже намекнул шотландскому избирателю, подумывающему о независимости, что многие компании скорее предпочтут перебазироваться в Англию, чем мириться с ситуацией неопределенности переходного периода.

Крупнейший шотландский банк, Королевский банк Шотландии, и по совместительству едва ли не крупнейший работодатель Эдинбурга, недвусмысленно давал понять, что уже подыскивает площади под новый головной офис в Лондоне.

Вполне возможно, что этот инструмент будет задействован и сейчас.

Популисты против страха

Вместе с бизнесом, единым хором за Британию в ЕС выступили и все европейские лидеры, но самое главное — широкая коалиция внутри самой Великобритании.

Это лидеры обеих ведущих партий, Лейбористской и Консервативной, равно как и Либеральные демократы, а заодно и все значимые региональные партии.

Шотландская национальная партия и вовсе пригрозила новым референдумом о независимости от Великобритании в случае выхода последней из ЕС.

Европейский Союз может оказаться для Шотландии важнее, чем трехсотлетняя Уния.

На стороне сецессионистов - только правое крыло консерваторов и UKIP, состоящий из тех, кому даже правое крыло "тори" кажется недостаточно правым.

Казалось бы, трудно представить ситуацию, в которой такая широкая коалиция, подкрепленная максимальной сговорчивостью Брюсселя, неумолимой экономической логикой и бесконечным количеством рациональных доводов, должна переживать об успехе своего предприятия. Но дело в том, что партия рационализма, прагматизма и сохранения статус-кво сейчас исторически переживает не самые лучшие времена.

Как показывает американская предвыборная кампания, иметь за спиной властный истеблишмент и, боже упаси, финансовых воротил с Уолл-стрит - не самое лучшее подспорье в электоральной политике. Западному избирателю надоел закостеневший властный консенсус и ему вовсе не чужд соблазн популизма.

Если в Штатах растущая партия оппортунизма готова голосовать за новую стену на границе с Мексикой, за социалистический популизм и не боится ни исламистского терроризма, ни Папы Римского, то их британские единомышленники как никогда близки к тому, чтобы вывести страну из состава ЕС.

Все эти ритуальные заклинания сделать Америку вновь великой, а Британию - вновь самостоятельной, еще недавно казавшиеся не самым остроумным упреком властному истеблишменту, сейчас выглядят подлинной метафорой перемен.

В Британии можно легко распознать и своего Трампа, имя ему - Борис Джонсон, как бы оба политика ни относились друг к другу.

Британская версия светловолосого эксцентрика с неуемными амбициями, конечно, облагорожена восемью годами в офисе мэра Лондона, что делает его куда более конвенциональной фигурой. Джонсон, кажется, уже сейчас принялся серьезно готовиться к восхождению на самый высокий государственный пост.

Джонсон и Кэмерон. Фото express.co.uk

Недаром злые языки в Лондоне тут же заключили, что вернись Кэмерон из Брюсселя с идеей безоговорочного выхода из ЕС, то в лице Джонсона Европа нашла бы своего самого горячего адвоката.

Но Кэмерон за Европу, а значит, потенциальный лидер консерваторов против, и это хорошо для Джонсона: негативная программа - всегда более эффективная платформа для популизма, чем скучный и рациональный прагматизм. Не верите - спросите об этом Трампа.

22 февраля он опубликовал, возможно, один из самых ярких манифестов сецессионистов.

Одно из центральных обвинений мэра Лондона досталось процедуре "голосования с квалифицированным большинством", в результате которой британский голос, равно как и любой другой, потерял право вето и может быть преодолен большинством. Спасительная для разрастающегося и усложняющегося европейского дома норма, позволяющая преодолеть процедурный кошмар, когда одна страна может заблокировать консенсус 27 других, видится Джонсону корнем самого зла.

Британские евроскептики хотят двух взаимоисключающих вещей: чтобы ЕС был более эффективным и менее забюрократизированным, но при этом чтобы у каждой страны осталось неотчуждаемое право вето.

Джонсон видит проблему в том, что призвано быть решением.

"Я нахожу глубоко тревожным тот факт, что грекам был навязано, что им делать с их бюджетом и публичными расходами, вопреки большим страданием среди населения" — пишет лондонский мэр. При этом он умалчивает, что причиной греческого кризиса стал не диктат ЕС, а его слабость - неспособность контролировать выполнение Афинами взятых на себя финансовых обязательств.

Итоги для Британии и для ЕС

Однако, как и в случае с Трампом, ударная доза популизма не гарантирует итогового успеха. Традиционно прагматичным и консервативным британцам вполне может показаться, что уже проведенная демонстрация своего недовольства достаточна.

Подобно тому, как двумя годами ранее поступили шотландцы для самой Британии - вдоволь помахали черной меткой, но не рискнули разрушать сложившийся и по всем формальным признакам не самый плохой статус-кво.

Кто-то побоится, что офис его компании переедет на континент, кому-то, имеющему виллу в Испании, не захочется оставаться со своей недвижимостью по разные стороны границы Евросоюза. Кто-то предостережется от рисков потери его фабрикой рынков сбыта в пределах ЕС. А кто-то просто поверит своему премьер-министру — такое еще случается.

В конце концов, обкатанная в Шотландии стратегия — испугай избирателя неопределенностью будущего и не дай ему время одуматься — вполне может сработать и сейчас.

Better the devil you know than the devil you don't — подумают британцы и решат остаться в Объединенной Европе. Но остаться не потому, что сильно этого хотят, а потому что боятся уйти.

Не менее важный вопрос - что все это означает для ЕС? Остаться в объединенной Европе будет безусловно хорошим решением для Британии, но будет ли это лучшим выбором для Европы? Сделает ли такая Британия Европу сильнее?

Примечательно, что голос Европы в этом предприятии практически не слышен, более того - последние дни показали, что Брюссель несказанно рад тому, что дискуссия о будущем Британии велась в основном внутри королевства.

Более того, все, что требовалось от ЕС, европейская бюрократия и Совет министров выполнили технологически безупречно.

Британия хотела, чтобы ее услышали, и она была услышана - примите и распишитесь. Все чинно, процедурно и без ненужной шумихи.

Пожалуй, самый громкий голос недовольства раздался из стран Восточной Европы. Однако никто не был готов отстаивать европейские принципы равноправного доступа к рынку труда и социальным гарантиям.

Задачи текущей политической целесообразности оказались важнее, тем более в ситуации, когда ЕС не может себе позволить развод со второй экономикой Сообщества. Кажется, ЕС, подобно Британии, из двух зол выбирает меньшее, а не более интересное.

Однако остается простой вопрос - можно ли называть решенной проблему Brexit? А если нет - то сработает ли такая тактика повторно?

Автор: Артьом Георганов,

докторант Университета Софии по специальности "политология"