С момента провозглашения Ирландской независимости 1922 года ни одно сепаратистское движение в странах западного - или, если совсем неполиткорректно, первого мира, - ни разу не добивалось своей окончательной цели.

Любая попытка выхода из состава государства, будь то обширное общественное движение или маргинальное террористическое подполье, завершалась как максимум очередным компромиссом с центральными властями. Разделению страны препятствовали демократия, развитые институты, свободная пресса, экономическое процветание, прозрачность работы силовых ведомств.

И в этом первая плохая новость для сторонников каталонской независимости - им противостоит типичная демократия страны первого мира, способная утопить в бюрократических процедурах и демократических ритуалах любое, даже самое организованное сепаратистское движение.

Вторая плохая новость для сецессионистов состоит в том, что вопреки впечатляющему видеоряду из Барселоны, несмотря на реальное существование всех этих тысяч людей, требующих независимости, монолитного сепаратистского движения в Каталонии не существует. За независимость региона борется импровизированная коалиция Junts pel si (приблизительный перевод: "вместе для того, чтобы сказать "да"), в которую входят и крайне левые республиканцы, и воинственные антикапиталисты, и консерваторы.

То, что центральное испанское правительство до сих пор не смогло удачно сыграть на противоречиях внутри лагеря сепаратистов, говорит лишь о невысокой прозорливости Мадрида, а не о сплоченности движения за независимость.

Какими бы пошлыми ни казались бесконечные параллели с франкистской историей и гражданской войной, на которые так щедра мировая пресса, но хрупкая ситуативная коалиция в Барселоне действительно отдаленно напоминает дни Испанской республики, чьей столицей Барселона так долго была.

Но чем фактически закончилась республика тогда? Восстанием одних левых республиканцев против других, еще более левых, республиканцев.

Третья плохая новость — это те 90%, которые сказали свое "да" независимости. Электоральная демократия Западного мира не предполагает одобрения в 90%. Здесь не выбирают абсолютным большинством ни президентов, ни правящую партию, и такой поддержки не бывает на судьбоносных референдумах.

Поддержка в 90% - это порядок цифр для "референдума" в ДНР или Южном Судане, выборов президента Зимбабве или правящей партии в Мьянме. Такой показатель всегда сообщает, что в произошедшем затаилась какая-то скверна.

Как бы ни искушались сторонники независимости, что не мешай Мадрид, референдум прошел бы в совсем ином ключе, это не отменяет того факта, что большая часть избирателей участия в референдуме не принимала. В частности, на участки не пришли те, кто против отделения от Испании.

Невозможно рассматривать референдум в качестве учреждающего новую государственность, когда почти все противники этой государственности, составляющие, по опросам, половину населения, не сочли нужным (или не смогли) высказаться.

Едва ли не главным успехом сецессионистов стали фотографии и видео испанской полиции и гвардии, разгоняющих каталонских активистов.

В условиях, когда результаты референдума не признают ни Вашингтон, ни Брюссель, глобальная "партия социальных сетей", пожалуй, остается единственным внешним союзником каталонцев в разыгрывающейся информационной войне.

Само решение бросить испанскую полицию и гвардию на разрушение логистики референдума было, очевидно, не лучшим ходом, поскольку оно не могло не дать Барселоне возможность живописать испанское правительство как репрессивное и недемократическое.

Но это те издержки, на которые Мадрид вынужден был пойти, чтобы не уступить в игре другого порядка, в игре на повышение ставок, начатой самой Барселоной, когда та взялась проводить референдум вопреки судебным решениям о его неконституционности.

Мадрид не решился пропустить ход в этой игре. А в результате - открыл некоторый исторический шанс для Каталонии.

Шанс состоит в том, что стороны будут повышать ставки до тех пор, пока процесс отчуждения Каталонии от Испании не станет необратимым.

Следующий раунд противостояния - провозглашение каталонским парламентом независимости. Центральному правительству в таком случае остается едва ли не единственно возможный симметричный шаг — активация 155 статьи конституции, устанавливающей прямое правление Мадрида.

И вот после этого ситуация может действительно выйти из-под контроля.

Впрочем, возможно и иное развитие событий. 

К примеру, вместо того, чтобы принимать необратимое решение, правительство просто уходит в отставку и на его замену с готовностью приходит кабинет, не обремененный грузом предыдущих решений.

Социалисты (PSOE) как главная оппозиционная партия с претензией на то, чтобы стать правящей, конечно, поддерживает территориальную целостность Испании, но при этом они всегда готовы провозгласить правящую партию виновником всех бед и занять ее место на внеочередных выборах. Но главным преимуществом возможной рокировки в Мадриде будет даже не приход новой власти, не обремененной ошибками предыдущего кабинета, а время, выигранное этой процедурой.

За это время померкнет драма первооктябрьского противостояния, а сами каталонцы, живущие к тому моменту в режиме воображаемой независимости, вдруг обнаружат себя голосующими на общеиспанских выборах.

И это будет способно забить один из самых толстых гвоздей в гроб каталонской независимости - когда вдруг выяснится, что на выборах в общеиспанский парламент приняло участие больше каталонцев, чем в не особо легитимном референдуме за независимость.

В этих обстоятельствах логика нормализации должна победить, и Мадриду с Барселоной придется договариваться, идти на серьезные уступки, может даже менять конституцию, расширяя права Каталонии.

Но с точки зрения сецессионизма это была бы безоговорочная капитуляция. Ведь ближе, чем сейчас, Каталония к независимости, скорее всего, никогда больше не приблизится.

В долгосрочной перспективе время и демография сделают ту работу, с которой не справились все предыдущие испанские правительства.

И это четвертая причина, препятствующая образованию нового государства. Население Каталонии сейчас составляет 7,5 млн человек, из них 5 млн приходится на агломерацию Барселоны, и последней присущи все характеристики большого, богатого города в либеральной стране.

У коренных горожан - невысокая рождаемость, и возникающий демографический дефицит уже долгое время компенсируют мигранты, раньше - преимущественно из остальной Испании, а сейчас - со всего остального мира, с доминантой испаноязычных стран.

В результате уже сейчас, в отличие от большей части остальной Каталонии, основной язык на улицах города - испанский, и едва ли половина обитателей Барселоны владеет письменным каталонским. А то, что в больших, гетерогенных городских агломерациях, с большим элементом пришлого населения, непопулярны националистические сантименты, мы уже видели хотя бы по тому, как голосовал Глазго на Шотландском референдуме и Лондон на референдуме по Brexit.

И наконец, пятый аргумент не в пользу Барселоны. Фотографии с избирательных участков показывают количественное доминирование голосующих пенсионеров. Пока это наблюдение не имеет под собой статистической основы.

Однако эти наблюдения вписываются в один из главных трендов последних нескольких лет — реванш "партии последнего шанса", когда десятки миллионов белых граждан, среднего и пожилого возраста, в странах Запада обнаружили себя несколько на периферии новой мировой глобальной экономики.

Именно эти почтенные избиратели "ржавого пояса" в США мобилизовались, чтобы отобрать власть у (как им казалось) агентов глобализации, молодежи и мигрантов и передать ее Трампу. Нечто очень похожее мы видели в Brexit, когда стареющее население, в особенности Северной и Центральной Англии, голосовало в противовес большим городам и особенно - космополитическому Лондону.

И вот теперь мы видим все эти эмоции в Каталонии. Эти люди понимают: если они не отвоюют свою страну сейчас, то этого не произойдет уже никогда.

Иначе с Барселоной произойдет то, что когда-то случилось с канадским Монреалем. Когда большой город, некогда главная надежда на возрождения французской идентичности и самоопределение Квебека, окончательно превратился в глобальный, преимущественно англоязычный город, самим своим существованием поставивший точку в перспективах независимости франкоканадцев.

Аналогичный процесс вовсю идет в Барселоне. Здесь уже начался сдвиг идентичности - с города, зацикленного на каталанской гиперкомпенсации за предыдущие угнетения, в один из центров глобального испаноязычного мира и трансграничного Европейского Союза.

Автор: Артьом Георганов,

докторант Университета Софии по специальности "политология"