Спустя два месяца после назначения даты референдума о выходе Великобритании из состава Европейского Союза и формального старта возглавляемой премьер-министром Кэмероном кампании по сохранению Британии в ЕС уже достаточно хорошо видно, что это была нерешительная, скромная и чересчур "вегетарианская" кампания со стороны проевропейских политиков.

Вы можете подумать, что это вообще свойственная для приличной европейской страны практика ведения публичной дискуссии, где просто не принято вести политическую кампанию в другой тональности? Ничего подобного.

Британцы знают толк в навешивании ярлыков на своих противников и искреннем заверении избирателей, что неверный голос приведет их не иначе как в пропасть.

В Британии вовсе не принято вещать с риторических позиций "за все хорошее против всего плохого". Все плохое всегда персонифицировано и имеет ярко выраженную партийную принадлежность.

Поэтому Консервативная партия в своей официальной рассылке в преддверии недавно прошедших местных выборов предупреждала: голосуйте за консерваторов, а не за Лейбористскую партию Джереми Корбина, чья политика включает печатание денег, повышение подоходного налога и пуск под слом системы ядерной обороны.

В вопросе Brexit все не так.

Когда дело касается дискуссии о европейском выборе, градус уверенности в своей правоте и катастрофических последствиях противоположного решения снижается, ведущие политические игроки не выступают с тех позиций, что антиевропейское решение приведет к обвалу фунта, вынудит повысить налоги и разрушит оборонные способности, уже давно выстроенные вокруг общеевропейской кооперации, а на улице в конечном итоге окажутся миллионы безработных.

Они скромно сообщают, что впереди будет много неопределенности и скорее всего что-то не очень хорошее произойдет для экономики страны.

Вопрос надполитического значения

Классик современного права Карл Шмитт говорил, что политическое  - это различение друга и врага. Однако в таком случае в европейском вопросе в Британии очень мало политического.

Это не привычная борьба лейбористов против консерваторов, линия противостояния покинула привычные партийные рамки и прошла между отдельными персоналиями, чаще всего в рамках одной партии.

Своим решением дать каждому внутри Консервативной партии определиться с собственной позицией в европейском вопросе премьер-министр Кэмерон фактически вывел всю партийную машину за рамки кампании.

Ну не может один консерватор днем вместе со своими однопартийцами вести яростную борьбу против лейбористов в рамках приближающихся местных выборов, а вечером уже вместе с лейбористами сражаться против своих соратников по партии, имеющих противоположные взгляды на европейское будущее Соединенного Королевства.

В результате двухпартийное британское политическое поле оказалось непривычно фрагментированным, в его пределах каждый из значимых участников дискуссии тяготит к усредненной позиции, заданной самим же Кэмероном в формуле "лучшее из двух миров".

Мы все хотим одного и того же — как бы говорят нам британские политики — быть максимально открытыми миру, особенно своим заокеанским англоязычным союзниками, и при этом иметь преференциальный доступ к европейскому рынку.

Одни считают, что лучшее место для решения этой задачи - внутри ЕС, другие - за его пределами. И кажется, на каком-то уровне обе стороны соглашаются, что разница не так уж и велика — оставаться внутри ЕС или рядом с ЕС.

Фундаментально британский политический класс не знает, как лучше. С одной стороны, он побаивается неизвестности, с другой - видит новые возможности и при этом остается заложником своей предыдущей риторики.

Многие десятилетия Европейский Союз служил своеобразным громоотводом для британских политиков. Иногда в явной, но чаще в иносказательной форме, полунамеками, британскому избирателю давали понять, что все проблемы приходят оттуда, с континента, а мы, правящая в данный момент времени партия, все делаем правильно.

А все плохое — это издержки общеевропейских регулирующих норм, поборы в бюджет ЕС и европейские мигранты с чересчур обширными правами. И от этой позиции нельзя так просто взять и отказаться.

В британском публичном пространстве просто не существует явно проевропейской позиции, признающей наднациональный союз как единственно адекватную времени форму организации европейского пространства.

Кампания Кэмерона строится по устаревшим шаблонам, представляющим ЕС как необходимое зло, где многочисленные проблемы с некоторым выигрышем компенсируются преимуществами единого рынка.

Это может быть удобная формула для повседневной партийной политики, но плохая повестка в преддверии, пожалуй, самого важного решения в британской истории XXI века.

Британский избиратель чувствует слабость и до известной меры лицемерность позиции Кэмерона и его соратников, он понимает, что агитирующие за ЕС люди сами в полной мере не признают ЕС как самоценное благо.

Избиратели недовольны британским политическим классом, который по-настоящему так и не решил, нужен ли им ЕС или нет.

"Антиевропейский" голос будет не только голосом против ЕС, с которым у британского избирателя и без того традиционно сложные отношение, но и протестным голосом против собственного политического истеблишмента, в котором не чувствуется готовности принимать подлинно политические решения и нести ответственность.

Голос идентичности

В итоге британский избиратель оперирует не самым большим ассортиментом рациональных аргументов.

Например, ему до сих пор не ясно, будет ли Британия богаче вне ЕС или нет, а если нет, то насколько.

Все эти бесконечные прогнозы вероятных издержек выхода настолько же многочисленны, насколько и неубедительны. Никто не знает и не может знать, на каких условиях Британия будет выходить из ЕС.

Захочет ли ЕС наказывать строптивое Королевство и мешать превращению Brexit в историю успеха или нет? Об этом пока никому не известно - ни в Лондоне, ни в Брюсселе, ни в Берлине.

В такой ситуации важную роль начинают играть иррациональные аргументы, такие как идентичность.

Британская идентичность - вещь сама по себе достаточно специфическая. Британия, при всей своей исключительности, чувствует свою связь с континентом, в конце концов, страна сражалась и побеждала в двух мировых войнах, в том числе и для того, чтобы Европа обрела свой нынешний вид.

Но, с другой стороны, Британия чувствует еще большую связь со своими бывшими англоязычными колониями: США, Канадой, Австралией, Новой Зеландией. И "антиевропейская" кампания спекулирует на этих чувствах.

Предыдущий мэр Лондона Борис Джонсон (слева) и премьер-министр Дэвид Кэмерон (справа) совместно агитируют за кандидатуру Зака Голдсмита на должность нового мэра Лондона

Борис Джонсон, предыдущий мэр Лондона и по совместительству ведущий политик в "антиевропейском" лагере, в день памяти АНЗАКа (Австралийско-новозеландский корпус, сражавшийся в Первой мировой на стороне Великобритании) сокрушался, что Британия дискриминирует австралийцев и новозеландцев, желающих жить в Соединенном Королевстве, в пользу мигрантов из ЕС.

Здесь, конечно, сложно говорить в терминах дискриминации.

Можно вспомнить, что, ни много ни мало, руководителем Банка Англии, является гражданин Канады. Сложно представить в обозримом будущем на столь высокой должности гражданина Венгрии или даже Дании.

Но, тем не менее, реальность такова, что

для среднего гражданина Британии канадец или новозеландец гораздо ближе, чем португалец или хорват. И многие британцы недоумевают, как так вышло, что у первых в Британии прав формально меньше, чем у вторых.

Многие настаивают на том, что Британии нужно было выстраивать особые отношения со странами возглавляемого ею Содружества наций, а это, на минуточку, 53 государства с населением в 2,245 млрд человек, в 17 из которых Королева Великобритании де-юре все еще остается главой государства.

Проблема в том, что призыв к идентичности — это обоюдоострое оружие: пока одни говорят, что Британия слишком особенная и отличная от остальной Европы, внутри самого Соединенного Королевства достаточно тех, кто готов использовать свою особенность и отличность как политический аргумент.

Многое уже было сказано о Шотландии, где националисты заявили о новом референдуме о выходе из состава Великобритании в случае успешного выхода последней из ЕС. Но это не единственная озадаченная окраина.

Сложное отношение к возможному Brexit и в Северной Ирландии. Одним из факторов успешного умиротворения Северной Ирландии в 1998 году было осознание того факта, что отсутствие границы между двумя Ирландиями в рамках ЕС в известной степени обессмысливает задачи вооруженной борьбы.

Выход Британии из ЕС не означает, что Ольстер отгородят от остальной Ирландии колючей проволокой, но доселе прозрачная граница в той или иной форме может стать осязаемой.

Если верно утверждение, что подлинные границы нации определяются таможенными постами, то Ирландия вновь рискует стать разделенной нацией.

Шинн Фейн, некогда возглавлявшая вооруженную борьбу против Лондона, сейчас строго проевропейская партия, другие североирландские политические силы (да, Северная Ирландия — это такое многопартийное место в двухпартийной стране) расколоты и

возможное решение Британии о выходе из ЕС может стать серьезным испытанием для стабильности в Северной Ирландии.

Ассортимент рисков слишком велик, возможные выгоды - слишком гипотетичны, и все еще кажется, что Британия решит остаться. Об этом говорят и эксперты - например, Bloomberg измерил неизмеряемое и видит только 22-процентную вероятность выхода Британии из ЕС.

Но это не будет победой Дэвида Кэмерона и его соратников, это будет победа здравого смысла, а он в этой ситуации оказался беспартийным. 

Автор: Артьом Георганов,

докторант Университета Софии по специальности "политология"

Публикации в рубрике "Экспертное мнение" не являются редакционными статьями и отражают исключительно точку зрения автора