Скрытый выигрыш ЕС: почему Британия получила европейскую мечту, а Европа - новый шанс

Драма Брексита разворачивалась неторопливо. Первые месяцы кампании, провозглашенной премьер-министром Дэвидом Кэмероном 20 февраля 2016, не выдавали в происходящем ничего судьбоносного.

Даже лидер лейбористов, которые в свое время и привели Британию в ЕС, Джереми Корбин, нашел в себе силы начать вяло агитировать за ЕС лишь спустя два месяца после формального старта кампании. При том, что самого яркого проевропейского спикера, Садик Хана, лейбористы получили лишь после победы последнего на выборах мэра Лондона, за месяц до голосования, аккурат к тому моменту, когда вся политическая кампания вдруг выродилась в общенациональную истерику.

Возможно, лейбористам просто нравилось смотреть, как страдают и мучаются консерваторы со своей затеей. Консерваторы их не подвели - у них, в лице лидера партии и премьер-министра Дэвида Кэмерона, действительно ничего не получилось.

Они проиграли нечто большее, чем один отдельно взятый референдум, они проиграли шанс заложить фундамент новой Британии.

Кэмерон увидел в британском евроскептицизме шанс вписать себя в британскую историю, где-то рядом с Дизраэли, Черчиллем и Тэтчер, ни больше ни меньше.

Видя себя над схваткой маленьких людей и мелких идей, Кэмерон счел себя учредителем нового социального контракта, примиряющего Британию с ЕС и Британию с самой собой.

Страна должна была смириться с отчуждением некоторых властных функций в пользу Брюсселя, но взамен навсегда обезопасить свой суверенитет от угрозы полного растворения в ЕС.

Его идея - отголосок утопической формулы "лучшее из двух миров", которую несли на знаменах евроскептики, считавшие, что можно быть полностью независимыми и при этом оставаться в Общем рынке.

Кэмерон был уверен, что он перехватил этот лозунг. Именно этой задаче был посвящен внеочередной "британский" саммит ЕС 18-19 февраля, когда Брюссель согласился на освобождение Лондона от страха "еще более тесного Союза", тем самым превращая и без того исключительную позицию Соединенного Королевства в составе ЕС в вызывающе исключительную.

Но ничего из задуманного Кэмерону не удалось.

Дискуссия анти- и проевропейцев, лишенная стройных рамок партийного противостояния, вылилась на улицы, в социальные сети, на заборы и даже в первое за более чем 20 лет убийство британского парламентария.

Все стало формой борьбы. Больше никаких запретных тем, в кои-то веки можно вести политическую кампанию в самом низком регистре: ксенофобия к мигрантам, ностальгия по имперскому прошлому, чудовищные по своей невежественности исторические аллюзии...

Британия в последние недели увидела дно своей публичной политики.

Дискуссия, во всех своих формах, завладела душами и сердцами, но только не разумом. Рациональные аргументы были не в моде. Вообще

миф о рациональном западном избирателе порядком преувеличен, и британский референдум стал отличной демонстрацией этого.

Символом беспомощности проевропейской кампании стали две представленные Кэмероном в Лондоне доски.

На одной доске с проевропейскими мнениями убористой версткой были перечислены все бесчисленные эксперты и публичные интеллектуалы, все те, к мнению которых подобало прислушиваться, другая же доска, с экспертами-евроскептиками, сияла большой, безупречной пустотой.

Кэмерон действительно хотел победить, используя рациональные доводы, в тот момент, когда с противоположной стороны люди были вооружены эмоциями, мифами, идентичностями и раздражением в адрес правящего истеблишмента, предлагающего им обменять страну на статистические сводки и формулы подсчета экономических издержек.

Коллективный голос разума, всех этих финансистов и экономистов, лидеров индустрии и профессоров LSE, авторов TheGuardian и TheEconomist, на самом деле убеждал только тех, кто в убеждении давно не нуждался, и лишь раздражал своим менторским тоном всех тех, кого на самом деле и нужно было убеждать.

А их, вместо того чтобы убеждать, почему-то принялись пугать: оттоком капитала, забвением Лондонского Сити, стагнацией в экономике.

— Мы, бритты, не испугались ни Наполеона, ни кайзера, ни Гитлера, а уже этого то и подавно! — ответили им британские избиратели.

Британия очень давно не была в центре столь пристального мирового внимания. Но важно здесь не столько количество внимания, как его качество, а оно было далеко от нейтрального.

Позиция всех друзей-союзников была недвусмысленна, Британии говорили - оставайтесь. Другого быть не могло: или ты ответственный западный политик, или ты Дональд Трамп.

Позиция первого мира, от Канады до Японии, была солидарной, но в тоже время и требующей, весь мир чего-то от Британии хотел.

"Мой друг президент Обама", как к американскому лидеру обратился Кэмерон, приезжал вовсе не демонстрировать особые отношения и личную дружбу с британским лидером.

В безукоризненно учтивой форме он поучал британцев, как им лучше поступить и с какими проблемами они столкнутся в случае "неправильного решения". Он говорил от лица коллективного Запада, уже решившего за Британию, как ей лучше поступить.

"Почему они все нам говорят, как нам поступать с нашей страной?" — возмущались пожилые жители небольших британских городов. Все эти 50-70 летние обитатели донкастеров, дарлингтонов и йорков пришли и показали, что на самом деле Великобритания — это они, а вовсе не возомнившие себя голосом нации молодые лондонцы, шантажисты шотландцы или академические снобы Оксфорда и Кембриджа.

При этом преодолевать издержки Брексита будут те самые люди, чье мнение их так раздражало все эти месяцы, а жить в новой постевропейской Британии, через десять лет, будут в основной массе те, кто голосовал за то, чтобы никуда не уходить.

YouGov провел неделю назад опрос и представил результаты в том числе и с возрастной выборкой. В демографической группе 18-24 года голосовать за Британию в ЕС собирались 64% опрошенных, в группе 65+ только 33%.

Исходя из расчетной продолжительности жизни, первым предстоит прожить с этим решением еще 69 лет, вторым — только 16.

Британия теперь выглядит так:

страна будет за пределами ЕС, а ее будущие будут определять те, кто чувствуют себя европейцами. Это не самый плохой вариант, могло быть намного хуже, например — наоборот.

Ведь теперь британским мейнстримом будет не евроскептицизм, а евроромантизм. Проиграв референдум, Британия получила "европейскую мечту", которая будет сильнее год от года.

Тем более, что новые экономические проблемы теперь будут связываться не с членством в ЕС и не с диктатом бюрократов из Брюсселя, а с итогами нынешнего референдума.

А что будет с ЕС?

Все будет хорошо, возможно, это лучшее, что случилось с Объединенной Европой с момента падения Берлинской стены.

Автор: Артьом Георганов,

докторант Университета Софии по специальности "политология"

Публикации в рубрике "Экспертное мнение" не являются редакционными статьями и отражают исключительно точку зрения автора