Есть такое политико-дипломатическое клише – "сверить часы".

Часто это эквивалент выражения "почесать языком". К Мюнхену оно подходит лишь частично. Здесь не только и не столько "сверяют часы", сколько заявляют позицию. Главное – правильно ее услышать и понять.

Например, мюнхенскую речь Путина 2007 года сейчас вспоминают как предвестие всех бед, которые обрушились на Европу в последующие годы. Как напоминание о том, что все наши ключевые вопросы – на поверхности. Хотя тогда, 10 лет назад, в Европе отказывались это признавать.

Просто иногда, когда нет ответа – нет желания слышать вопрос. Так удобнее и спокойнее.

С путинским ультиматумом 2007 года так и произошло. Путин тогда на весь мир анонсировал выход России из круга международных приличий и возвращение в состояние дикости (а тезис, что развал СССР был большей трагедией, чем две мировые войны – это именно дикость, деформация и разума, и души). Мир послушал, поудивлялся, пожал плечами и вернулся к своей повестке дня.

Сделал вид, что не понял.

И даже когда через год Путин начал реализовывать свою людоедскую повестку дня в Грузии – случилось то же самое.

Почему так произошло? Причин много. Одна из них: никто не бил в набат.

Миру дали возможность вернуться к темам более комфортным и менее тупиковым. Мюнхенский анонс восстановления СССР, провозглашенный в 2007 году, грузинская трагедия 2008 года – все они просто вплелись в повестку дня и растворились в ней. Стали новой нормой. Но вместо того, чтобы решать вопросы мировой повестки дня, дипломатический мир вернулся к привычному занятию – стал "сверять часы".

Те, кто возмущается тем, что Петр Порошенко, лидер воюющей страны, начал в Мюнхене в очередной раз говорить о проблемах своего истекающего кровью народа – правы и не правы одновременно. Правы – поскольку верно подметили: наши страдания начали надоедать. Многим хочется поговорить о чем-то другом. На темы, от которых не пахнет смертью. Поэтому, кстати, не только об Украине в Мюнхене говорили неохотно – о Сирии тоже.

Когда говорят неохотно, это не значит, что забыли. Это значит, что хотят забыть.

Но есть и точка зрения, исходя из которой, критики президента не правы. Это точка зрения украинской реальности.

Страна, где льется кровь, не имеет права говорить так, как страна, где кровь не льется. Да, мировая политика пытается вернуться к привычной повестке дня. Но мы не имеем права плыть по течению. Мы должны бить в набат. Мы должны давить.

Мы должны напоминать, что зло – это зло, а агрессия – это агрессия.

И пока это не изменится, мы не имеем права идти на поводу у тех, кому наши беды не близки.

Это вовсе не означает, что наша позиция – это позиция эмоций (хотя у нас есть на них право, как ни у кого другого). Когда придет время компромиссов, мы должны быть первыми, кто их предложит. Но в Мюнхене-2017 время компромиссов еще не пришло.

Сегодня "компромисс" – это эвфемизм, под которым подразумевается, сколько своей земли или своей свободы Украина готова отдать в обмен на мир. И пока это так, то ответ президента может быть только один: никаких компромиссов за счет нашей земли или нашей свободы.

Никакого "Крыма в аренду" на сто лет, никакой "стены на Донбассе" на сто пятьдесят.

В украинско-российской войне ни Россия, ни Украина не могут победить на поле боя. Но это не означает, что мы должны открыть России путь к победе в нашем дискурсе.

Позволю напомнить: неприемлемость "мирных планов", которые звучали в последние месяцы, заключалась в том, что это капитулянтские планы – для народа, который далек от капитуляции.

И если мы сейчас позволим втянуть себя в такой дискурс – мы сами проложим мостик к проигрышу. Именно поэтому Москва так активно толкает нас к риторике компромисса (а на самом деле, напомню – риторике капитуляции). Именно поэтому боевая речь нашей дипломатии приводит Россию в такую ярость. Они не победили Украину на поле боя – поэтому хотят победить ее в головах, в словах, в мышлении.

Начав войну, они выполнили только первую часть своей программы: наказали Украину за ее свободу.

Теперь они хотят, чтобы все стало, как раньше, чтобы Украина заговорила как "братский народ", который взялся наконец за ум и смирился с силой.

Невероятно, но факт: забрав часть нашего дома, убив тысячи наших людей, они опять набиваются в друзья. Еще невероятнее: этого хотят многие в Европе и Америке.

Но Украина не забудет эту войну.

И это значит, что между крупнейшей евразийской и крупнейшей европейской странами еще долго не будет не то что дружеских, но и просто нормальных отношений. После того, что произошло, после преступных решений Путина, "нормальности" в Европе еще долго не будет.

Такова уже она – неудобная для всех правда Украины. И президент на самом деле заслуживает не критики, а уважения за то, что озвучил ее в Мюнхене.

Эта пропасть между нами и Россией – надолго. На самом деле, ее создали не мы.

И на самом деле это пропасть не между Россией и нами, а между Россией и всем цивилизованным миром. То есть между теми, для кого беда – это две мировые войны, и теми, для кого беда – это падение империи. Сейчас они пытаются эту империю воссоздать. И если бы не мы, то уже сделали бы это.

Мир этого еще не понял в полной мере, так, как это поняли мы. Многие думают, что "нормальность" с людоедом возможна. Многие думают, что людоед наелся и "больше не будет". Но все больше политиков и избирателей на Западе понимают, что это – иллюзия. Сама Россия подталкивает их к этому пониманию: своим вмешательством в выборы, своими манипуляционными технологиями, своей дикой риторикой для внутреннего потребления и иезуитской – для внешнего.

Мир приближается к правде, начинает ее слышать. Но он не услышит и не увидит ее в полной мере, если ради этой правды оглохнем и ослепнем мы сами. Если перестанем бить в набат. Если начнем ездить в Мюнхен, чтобы "сверить часы".

Да, Украина должна звучать "в контексте". Она так и звучит, потому что российская агрессивность – это один из четырех самых актуальных вопросов европейской повестки дня (наряду с возможностью распада ЕС, кризисом беженцев и кризисом трансатлантических отношений). Но мы должны понимать и другое: украинская проблема, украинская правда с трудом укладывается в европейские головы. Так же, как польская и чехословацкая проблема с трудом укладывалась в 1938-39 годах. И поэтому есть опасность, что "контекст" постепенно затмит нашу проблему и вытеснит ее на второй план.

Я считаю, мы не должны этого позволить.

Публикации в рубрике "Экспертное мнение" не являются редакционными статьями и отражают исключительно точку зрения автора