"Европейская правда" уже публиковала интервью главы Консультативной миссии ЕС Кястутиса Ланчинскаса весной 2016 года. На днях исполнился год его работы на этой должности, так что мы решили проверить, какие планы ему удалось выполнить, а какие – сорвались.

КМЕС – особая структура, которая работает в Киеве независимо от представительства ЕС, занимаясь лишь одним направлением – реформой украинских правоохранительных органов и, в меньшей степени, судебной системы. В список их партнеров входят не только полиция, но и прокурорская система, НАБУ, НАПК, пограничники, СБУ...

В экспертной среде миссию временами упрекают за то, что она воздерживается от критики в адрес официального Киева. Между тем, глава КМЕС в нашей беседе не стал скрывать: далеко не все идеально.

Вашему вниманию – новое интервью Ланчинскаса "Европейской правде".

"Нужные новые люди в ГПУ,
только так можно что-то изменить"

– Вы уже год возглавляете КМЕС. Что удалось сделать за это время?

– Поскольку наша миссия – консультативная, то основной тип нашей деятельности – консультирование. Помимо этого, мы проводим тренинги и предоставляем оборудование.

За этот год мы осуществили проектов на более миллиона евро, в новом году планируем удвоить эту сумму. За год мы подготовили больше 300 тренеров в различных регионах – это в основном полицейские, сотрудники сервисных центров МВД, – а в новом году мы будем возвращаться в эти регионы и оценивать работу тренеров, чтобы помочь им.

Конечно, на нашу деятельность повлияла бурная политическая ситуация прошлого года: сменилось правительство, генпрокурор, глава полиции. Но я все равно считаю, что мы достигли большого прогресса.

– Вот цитата из вашего интервью после назначения: "Хотелось бы, чтобы уже через год в Украине действовала стабильная полицейская структура, была создана цепочка уголовного расследования". Это сделано?

– Структура есть. Не идеальная, но есть. И мы помогаем коллегам эту структуру развивать.

Хотя с уголовными расследованиями не все просто.

Вот как должно быть? Работает полицейский следователь, прокурор, судьи принимают решения. Это – цепочка уголовных расследований, от начала и до обвинительного или оправдательного приговора.

Мы начали работать в полицейской и прокурорской сферах, но в судебной части успели не много. Надо это признать.

– Кстати, о прокуратуре. В обществе бытует мнение, что ее реформа провалилась, но генпрокурор говорит, что в прокуратуру пришло 70% новых людей.

– Я тоже слышал от генерального прокурора, что из шестисот с лишним новых прокуроров, отобранных на конкурсе в 2016 году, более 70% – люди не из системы. Год назад, по итогам конкурса в 2015 году, была совсем другая картина – тогда были единичные подобные назначения.

Мы очень приветствуем, что в такую закрытую структуру, как прокуратура, приходят люди извне, люди с новым способом мышления. Но этого недостаточно.

Принятые по конкурсу люди идут на самый низкий уровень, в местные прокуратуры. А нужны изменения и на региональном уровне, и в ГПУ. Только так можно что-то изменить.

И по этому поводу мы работаем с ГПУ.

Мы тесно сотрудничаем с заместителями генпрокурора Евгением Ениным, с Анжелой Стрижевской – людьми не из системы. Договорились, что поможем им провести аудит прокурорской системы, создать систему оценки прокуроров и офисов прокуратуры.

Поставлен дедлайн, если не ошибаюсь, 1 апреля, чтобы это сделать. Это уже надо было сделать, но мы начали работать с ними только в конце октября прошлого года.

– Хотите еще вашу цитату? О так называемых "бриллиантовых прокурорах" год назад вы сказали так: "Если человек привык брать взятки, держит в кабинете большие суммы денег и бриллианты, то я не верю в то, что он будет меняться, у него мышление другое... Таких людей нужно выгонять".

– Я могу это повторить.

– Но в руководстве Генпрокуратуры остались люди, у которых имущество дороже, чем доходы за все время их жизни. Даже "бриллиантовый прокурор" Корниец, ставший символом коррупции, не наказан. Можно ли говорить о реформе ГПУ в такой ситуации?

– Я потому и говорю, что нам, международным донорам и организациям, которые работают в Украине, хотелось бы видеть больше новых людей на всех уровнях прокуратуры.

Это нужно для обновления организации, это нужно для доверия людей, для эффективности.

Когда приходят люди извне, они приносят новые взгляды, подходы, идеи.

– Вы говорили Юрию Луценко о необходимости менять людей?

– Луценко для того и создает генеральную инспекцию в ГПУ, чтобы она занималась предотвращением коррупции и расследованием внутренних процессов, связанных с коррупцией.

Там уже есть первые сотрудники, есть начальник. Так что, наверное, нужно ждать изменений.

"Дела из НАБУ полгода лежат в суде мертвым грузом"

– Есть инициативы о том, чтобы урезать полномочия НАБУ и спектр дел, за которые отвечают только они. Это допустимо?

– Наше мнение однозначно негативное, мы это высказали не один раз, и официально, и публично, и в наших документах. Украина разработала систему борьбы с коррупцией, и на высочайших уровнях власти эта система заработала довольно эффективно.

Посмотрите, НАБУ существует чуть больше года, а у них уже расследуется около трехсот дел, около 50 уже переданы в суд. А это значит, что правоохранительный орган работает, и нужно дать ему развиваться.

Обрезать их полномочия – это несерьезно.

Другое дело, что здесь опять не хватает окончания цепочки. НАБУ начало расследование, закончило, передало спецпрокурору, прокурор оценил, они вместе передали дело в суд – и что дальше?

В суде уже есть дела из НАБУ, которые почти полгода лежат мертвым грузом – суд ими не занимается. И международное сообщество видит это как негативное явление. И украинское общество это тоже видит – мол, да, расследовали, а приговоров-то нет!

Логическим завершением должны быть приговоры суда – оправдательные, обвинительные, любые.

Да, нам объясняют, что нужно подождать создания антикоррупционного суда. Но когда он будет создан? Пока отберут судей, пока будут пройдены все процедуры, пока они заработают... Так что нужно решать, как разблокировать процесс при нынешней системе. И я считаю, что у украинской стороны есть все возможности для разрешения этой проблемы.

– Каким образом?

– Дело в том, что в тех судах, куда НАБУ направляет дела, не всегда хватает судей. Но можно же командировать туда судей из других судов, чтобы они начали работу. Так что эту проблему можно решить, и довольно быстро.

– Вот еще цитата из вашего прошлогоднего интервью: "В Украине следственные органы не общаются друг с другом... Все друг на друга кивают, мол, мы хорошо работаем, а остальные нет". Здесь что-то изменилось?

– Это меняется. Очень медленно, но меняется.

В Харькове и во Львове, где КМЕС открыла региональные офисы, мы создали совместные рабочие группы прокурорских и полицейских следователей. Ведь критерии их оценки – те же самые.

Как говорится, "вор должен сидеть в тюрьме".

Работая совместно, они начинают понимать, что у них общая задача. Так что кое-что меняется, но я бы хотел, чтобы это менялось намного быстрее.

– Глядя на то, что происходит между ГПУ и НАБУ, я не замечаю этих изменений, а вижу, как они дерутся за дела, даже публично. Это вообще нормально? В других странах такое тоже есть?

– Это ненормально.

Возможно, нужно усовершенствовать законы и систему борьбы с коррупцией. Но на самом высоком уровне уже есть НАБУ и есть САП, они могут работать, и они работают вместе.

А у генпрокурора есть возможность идти вниз и создавать систему борьбы с коррупцией на региональном уровне, на местном уровне.

– Есть ли смысл в том, чтобы НАБУ выходило в регионы?

– Нет. Во-первых, НАБУ – слишком маленькая организация, чтобы она смогла расследовать все виды преступлений, связанных с коррупцией. Во-вторых, в законе очень четко написано, что НАБУ отвечает за самый высокий уровень коррупционных дел. Они начали работать в этой сфере довольно эффективно, так что пусть продолжают.

"Переаттестация была не идеальной,
но не нужно искать виновных"

– Какие проблемы в реформе полиции стоят наиболее остро?

– Как вы знаете, в полиции прошла переаттестация, она уже закончилась. Отдельный вопрос, как она была проведена – хорошо ли, плохо ли.

Но главное – что потом не было следующих шагов.

А нужно было, чтобы сразу началась переподготовка этих полицейских. Иначе они не могут начать работать по-новому! К счастью, сейчас в МВД уже утверждена концепция развития системы обучения и подготовки кадров Национальной полиции. И мы готовы помочь воплотить ее в жизнь.

Полицейские поставлены в очень сложные условия: к ним нет достаточного доверия в обществе; они работают в государстве, где меняется политическая система; в государстве, где растет преступность.

Полиции придется завоевывать доверие людей "боем".

Вы создали очень хорошую патрульную службу, и люди это очень хорошо приняли, как мы видим. Но нужно развивать также расследование преступлений, анализ криминогенной ситуации, превенцию преступлений и тому подобное.

– Как так получилось, что у патрульной полиции – огромный кредит доверия, а к другим подразделениям доверия нет?

– Понемногу и оно увеличивается, но рост доверия идет очень медленно. И одна из основных причин в том, что не проведена переподготовка тех полицейских, которых оставили после аттестации.

Речь не только о том, чтобы поднять профессиональные знания следователя. Да, их тоже нужно все время совершенствовать, ведь появляются новые методики, новые способы расследования преступлений, новое оборудование, новые виды экспертиз для доказывания преступлений.

Но основное, что должна изменить переподготовка: полицейские, которые прошли аттестацию, должны понять, зачем они работают в полиции, в чем смысл их работы. Должны измениться ценности и культура организации.

– Возможно ли, что вчерашний милиционер, который привык ежедневно унижать людей, теперь поймет, что права человека – это святое?

– Это зависит от того, сколько времени он работал в органах. Кроме того, переаттестация для этого и нужна была, чтобы оставить тех, кто способен измениться.

– И как, на ваш взгляд, удалось?

– Переаттестация не была идеальной. К нам тоже поступает много информации о том, что те люди, которых стоило оставить, были уволены, а те, кого надо было выгнать – остались.

Наверное, в этих слухах есть доля правды. Но когда производится переаттестация такого беспрецедентного масштаба в такие сжатые сроки – невозможно избежать ошибок.

И я не думаю, что здесь нужно искать виновных. Ошибки были допущены со всех сторон,

да и сами аттестационные комиссии не знали, как работать, как оценивать полицейских. Они получали опыт в процессе работы. И я считаю, что этот процесс дал в основном позитивный результат, несмотря на ошибки, которые тоже нужно признать.

– Как исправлять эти ошибки?

– Была возможность апелляции, оспаривания в судах для тех, кто не прошел переаттестацию.

Что касается тех, кого аттестовали по ошибке – теперь это работа внутренней службы безопасности полиции, работа НАБУ. Они должны выявлять тех, кто не должен работать в полиции.

– В прошлом году ушло в отставку руководство Нацполиции. Это ударило по системе?

– Я не хочу комментировать это. Было личное решение бывшего руководства оставить полицию, каждый имеет право на это. Сейчас происходит процесс отбора нового начальника Нацполиции, и я думаю, что комиссия изберет лучшего из 64 кандидатов.

– Есть нюанс: они могут избрать лучшего, но Аваков не обязан его назначить.

– Давайте не будем ставить телегу впереди лошади.

Закон о Нацполиции вообще не предусматривает конкурс. Так что нужно, наверное, приветствовать решение министра внутренних дел об открытом отборе с участием кандидатов извне организации.

Но сейчас стоит дождаться результатов конкурса и решения министра. А мы будем работать с новым начальником, которого назначат.

"Есть и позитивная сторона в росте преступности в Украине"

– Как можно оценивать эффективность полиции?

– Систему оценки полиции нужно разрабатывать заново.

Cейчас оценка проводится на основе только статистических данных, а это неправильно. Должны быть разработаны качественные критерии оценки, которые существуют в европейских странах.

– Почему бы просто не взять систему оценивания из других стран, из той же Литвы?

– Ее не получится просто скопировать, перевести на украинский язык и утвердить. Это не заработает. Нужна совсем другая культура организации, совсем другая политическая обстановка. Все нужно адаптировать к украинским реалиям.

– Какие критерии используются в Литве для оценки работы полиции?

– Вы не поверите, но

основной критерий – это уровень доверия населения к полиции.

Проводятся специализированные опросы, которые заказывает полиция. Социологические компании проводят такой опрос каждый год. Есть целый список критериев и вопросов, которые задаются.

В исследовании участвует больше людей, чем в обычном соцопросе, речь о тысячах опрошенных, во всех регионах страны. Там есть специализированные вопросы для отдельных регионов и тому подобное.

– Почему это же нельзя сделать в Украине?

– Этот подход заработает в Украине, но не сейчас, а через 3-4 года. Органы государственной власти очень боятся делать ошибки. Так что нужно сперва дать полиции время на изменения.

– Количественные показатели все же важны. Вы на них тоже ссылались в начале нашего разговора, когда сказали, что преступность в Украине растет.

– Преступность – это социальное явление, ее уровень зависит от очень многих факторов, от социального положения людей, от доходов, от политической обстановки.

Действия правоохранительных органов влияют на уровень преступности в пределах плюс минус 10%, ну 15%. Остальное – саморегуляция.

Так что преступность растет еще из-за того, что в Украине очень сложная экономическая, политическая ситуация, потому что есть вооруженный конфликт на востоке страны, потому что очень много негативных социальных явлений.

Кстати, есть и позитивная сторона в росте уровня преступности.

Во-первых, это означает, что повышается доверие к полиции и люди сообщают о преступлениях, о которых раньше не сообщали бы. И второе – что полиция начала регистрировать те правонарушения, которые раньше отказывалась регистрировать.

– Раскрываемость преступлений может быть среди показателей?

– Для некоторых подразделений – да. Когда речь об убийствах, разбоях – этот критерий работает 100%.

Или, например, для отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков это работает: чем больше они раскрывают, тем выше оценка. Наркотики – очень латентное преступление, о наркотиках практически никто не сообщает. И если этот отдел каждый год расследует все больше преступлений – значит, они работают профессиональнее.

– В Украине резко обострилась проблема угона автомобилей. Вы знаете об этом?

– Я также об этом слышал и читал об успешных операциях, например, о задержании группировки, которая специализировалась на угонах Range Rover.

У нас в Литве это тоже когда-то было. Было время, когда в день по 30 автомобилей угоняли. Для маленькой Литвы это очень много (численность населения Литвы сравнима с Киевом. – ЕП).

Чтобы побороть эту проблему, были созданы спецподразделения, которые занимались только угонами дорогих машин.

То есть только квалифицированными угонами. Они не занимались угонами недорогих автомобилей, которые кто-то взял, чтобы покататься, это оставалось у территориальной полиции.

В итоге где-то за три года у нас статистика угонов сначала стабилизировалась, а затем это явление стало очень-очень редким.

– К вам МВД обращалось за советом по этому поводу?

– Мы давали свое видение, когда обсуждали с министрами и с главой Национальной полиции структуру полиции. Мы предлагаем вновь создать службы по расследованию организованной преступности и специализированные подразделения, которые занимались бы отдельными видами преступлений.

– Для меня не понятно, насколько в МВД вообще готовы прислушиваться к советам ЕС, если они не обращаются за консультацией по наиболее горячим вопросам. А проблема угонов действительно горяча.

– Знаете, все-таки Министерство внутренних дел – это одно из тех ведомств, которое слушает нас и очень тесно с нами работает. Но система МВД – это 330 тысяч человек. Так что, наверное, можно понять, почему все так медленно происходит.

– Можете привести пример, когда вы были чем-то недовольны и министерство вас услышало?

– Да, могу. Мы сейчас делаем в Бориспольском районе пилотный проект совместно с украинскими коллегами – объединение следователей и оперативных работников. Его цель – разработать концепцию детективов для будущей структуры полиции.

И когда эта идея была разработана, встал вопрос, когда начинать проект. Киев хотел отложить его, но мы не согласились. Тогда был деловой, но очень жесткий разговор, и наша критика подействовала – проект уже начался. Так что примеры есть.

"Есть идея создать 20 образцовых
полицейских участков, а затем – клонировать их"

– И последний вопрос, традиционный. Давайте поставим планы на 2017 год.

– В этом году заканчивается мандат нашей миссии. Сейчас в Брюсселе рассматривается вопрос продления нашего мандата, я думаю, что будет положительное решение, и значит, мы будем работать еще не один год.

Во-первых, мы начнем с внедрения трех больших проектов. Совместно с датским агентством DANIDA мы уже начинаем большой антикоррупционный проект. Кроме того, я надеюсь, что в очень близком будущем совместно со шведской национальной полицией начнем второй проект, по обновлению полицейских участков.

Речь идет о создании образцовых полицейских участков.

Мы уже отобрали 20 полицейских участков в четырех регионах. Наши эксперты там поменяют все – изменят структуру, будет проведен тренинг для полицейских, будет совсем другое отношение к людям, будет новое оборудование, приемная для населения и тому подобное.

Вот это будет настоящий, ощутимый результат.

И третье – сейчас идет финальная стадия утверждения большого трехгодичного проекта в сфере верховенства права, в котором наша миссия будет ответственна за имплементацию компонента, связанного с развитием правоохранительных органов.

– Где будут создаваться эти образцовые полицейские участки?

– В маленьких городках.

Мы решили, что нужно там работать, когда внедряли так называемый "самбирский проект". Мы его, к слову, еще не закончили – он запущен только в половине полицейских участков.

Но мы уже понимаем, с какими сложностями люди там сталкиваются. Так у нас появилась идея создать 20 полицейских участков, которые станут образцовыми, чтобы потом клонировать их опыт в других регионах Украины.

– А в плане реформы полицейской структуры в целом, что должно измениться до конца 2017 года?

– Мы доработаем, усовершенствуем структуру Национальной полиции.

Мы уже сейчас на правильном пути, и я надеюсь, что через год можно будет говорить, что Национальная полиция получила модернизированную структуру, переняла европейский опыт и начала работать по новым методам расследования преступлений.

Что будут развиваться информационные системы полиции, качество работы полиции, что будет разработана и утверждена не только стратегия, но и система подготовки полицейских.

Я надеюсь, что через год мы увидим это на центральном уровне.

Но в Украине особенно важно, чтобы стратегические документы, наработанные в Киеве, начали работать также и на местах. Реформы, наработанные здесь, должны перейти на региональный уровень.

Интервью взял Сергей Сидоренко,

редактор "Европейской правды"