После российской атаки на корабли украинских ВМС, которые произошли в воскресенье, россияне удерживают не только украинских политических заключенных, но и военнопленных.

Это – важное изменение, и Украина рассчитывает на конкретные действия западных партнеров. О наших ожиданиях и о том, почему первые заявления Запада могут казаться "беззубыми", в блиц-интервью "Европейской правде" рассказал министр иностранных дел Украины Павел Климкин.

– Чего мы ждем от международного сообщества?

– Во-первых, нам от них нужны не только заявления.

Мы ожидаем, что, помимо заявлений в поддержку Украины, наши партнеры будут жестко коммуницировать с Россией по поводу освобождения наших пленных.

Я подчеркну этот термин:

у нас теперь есть не только политзаключенные, а именно военнопленные, поскольку это был акт агрессии.

Я буду сейчас говорить с президентом Красного Креста Петером Маурером о том, что они должны присоединиться к этому процессу – выяснить, в каком состоянии наши бойцы, что с ними сейчас, и, конечно же, помочь нам их освободить.

Итак, первое, чего мы ждем прямо сейчас от международных партнеров – это освобождение наших военнопленных.

Второе – это освобождение наших судов. Это два первых вопроса, и они ключевые.

Кроме того, мы будем поднимать вопрос усиления давления на Российскую Федерацию и ужесточения санкций.

– Какие переговоры планируются?

– Прямо сейчас будут переговоры с генеральным секретарем НАТО Йенсом Столтенбергом (позже стало известно, что генсек согласился собрать срочное заседание Комиссии Украина-НАТО, и Венгрия не стала этому препятствовать. – ЕП).

Если же говорить о важных событиях, на которых могут открываться возможности влияния на РФ – это, в частности, саммит G20, который начнется в Буэнос-Айресе уже 30 ноября. Мы уже договариваемся с партнерами, чтобы они выстроили там четкую линию коммуникации.

Есть и другие вещи и идеи, о которых я не могу говорить в деталях, но отмечу, что речь идет о черноморской безопасности, об усилении присутствия наших партнеров в Черном море.

– Кого именно?

– В частности, НАТО, но не только их. Простите, страны я пока назвать не могу. В том числе речь идет о росте военного присутствия, об эффективном мониторинге ситуации в Черном море, об эффективном обмене информацией между Украиной и партнерами.

– Вы отметили, что в России теперь есть украинские военнопленные. Значит ли это, что мы юридически признаем свою войну с РФ?

– Безусловно. Мы считаем, что это война.

Посмотрите, чем вчерашняя ситуация отличается от всех предыдущих.

Во-первых, в течение суток произошло несколько актов агрессии против Украины. Подчеркну, речь идет о нескольких актах агрессии: не только обстрелах и атаках, но и о таране. Согласно определению, введенному резолюцией Генассамблеи ООН №3314, это – тоже акт агрессии, и я сегодня в Верховной раде также буду об этом говорить.

Во-вторых, до сих пор все акты российской агрессии против Украины происходили на нашей территории. Эта агрессия произошла не только на нашей территории, но и в нейтральных водах – за пределами 12-мильной зоны от берега. И это также имеет значение.

В-третьих, российские военные открыто применили оружие против украинских военных, не скрывая, что стреляли именно они. И это новая ситуация, это произошло впервые, ведь до сих пор они пытались минимум прятаться.

Итак, вчера Россия перешла все теоретически возможные красные линии.

За этой ситуацией новых красных линий уже нет.

– Вы довольны той реакцией, которую мы услышали прошлой ночью от ЕС и от НАТО?

– Я понимаю, о чем вы, но хочу вас попросить: вы их не обвиняйте.

Я объясню, почему отдельные заявления могли некоторых удивить. Дело в том, что наши друзья подготовили и согласовали свои заявления еще до того момента, как произошел обстрел наших судов и они были захвачены.

К примеру, с Могерини я общался, когда она была на саммите, тогда было еще утро. По итогам этого разговора они подготовили заявление и его выдали. Но так получилось, что уже после этого происходили дальнейшие события. Поэтому не обращайте внимания на то, что там нет жестких тезисов – дело в том, что текст не учитывает ключевых событий.

Дальнейшие заявления из ЕС будут другими.

Посмотрите, для сравнения, что сказала Христя Фриланд – а с ней я разговаривал, когда было 4 часа утра. И, соответственно заявление Канады было совсем другим.

– Последний момент по поводу войны. Что это означает для Украины и какие это несет риски, если мы объявляем, что идет война? Есть ли риск для финансирования МВФ или других важных для Украины вещей?

– Военное положение не означает, что мы теперь полностью в состоянии войны.

Но это не противоречит тому, что есть наши военнопленные – потому что есть акты агрессии.

А по поводу вашего вопроса – мы будем работать  со всеми международными финансовыми институтами таким образом, чтобы доказать, что с нами можно продолжать работать. Мы готовы объяснить, доказать и обосновать, что те программы, которые мы осуществляем, могут продолжаться и в дальнейшем.